1886-1973
в 1919 г. комендант концлагеря харьковской губчека, командир отряда особого назначения, помощник начальника уголовного розыска харьковского
губисполкома, помощник коменданта г. Сумы. С 1920 г. - верховный следователь наркомата юстиции. С 1924 г. - директор ряда промышленных предприятий. С 1933 г. работал в органах арбитража. Неоднократно избирался членом харьковского горкома КПУ, харьковского горсовета. В 1948 г. за особые заслуги перед Советской Родиной награждён орденом Ленина. Персональный пенсионер союзного значения, похоронен на Харьковском мемориале.Фантастическая судьба у нелюди! Чикатило с орденом Ленина. Буду собирать материал, ибо фактура богатейшая... Просто уникальный случай - таких лютых отморозков мало дожило даже до Великого Террора 1937 года, а этот сумел проползти "от Ильича до Ильича".
Из книги "Ужасы чрезвычаек. Большевистский застенок в Харькове и Царицыне", - Ростов-на-Дону, 1919:
"Издерганный дегенерат, кокаинист с браунингом в дрожащей руке, весь в пулеметных лентах, явный садист — он производил жуткое впечатление..." Эпический образ, довольно типичный для Гражданской. Водка, маузер, кокаин и копейка как эквивалент жизни.
"Среди нашей монотонной жизни, — пишет В. Смиренномудренский, — мы с особенной жутью ожидали приближения рокового автомобиля „товарища Саенки“. Каждый раз он вырывал несколько жертв и убивал — да, просто убивал, стрелял или рубил, смотря по настроению".
Карликовый Люцифер. Директор ряда предприятий и работник арбитража с щипцами для снятия кожи. Коксовый садист союзного значения. Цветок зла.
Продолжение - в комментариях ниже, а также в 3-х последующих постах.
20.10.2008 17:42
Исторррия, леденящая кровь!
Mitrohin
20.10.2008 18:14
Вот такие вот герои... ужас...
Heinz
21.10.2008 11:29
Mitrohin пишет:
.. ужас...
Чем больше я знакомлюсь с историей Гражданской войны 1918-1922 годов, тем более я убеждаюсь в том, что такого ужаса наша страна не переживала никогда - ни до, ни после. Мне трудно назвать себя верующим человеком в полном смысле этого слова, но читая документы, воспоминания очевидцев и непосредственных участников событий, видишь воочию: ЧТО случается с людьми, которым громогласно объявили, что Бога нет. Просочившись из самых низин обиталищ духа, на поверхность вылезли демоны, одно имя которых приводит в трепет... Пиршество крови, миллионы жизней уходили к праотцам, да не просто так, а с пыткой, с глумлением и мучительством невиданным ранее и ещё более мерзким, оттого, что палачи были не-русские. Пытошные специалисты были в почете китайские (будущие "коминтерновцы"), да и латышские "товарыщы" не отставали от них. Верховодимые смышлеными и озлобленными тысячелетним гонением иудеями, они весело и со смаком сжигали, четвертовали, давили кузнечными прессами, загоняя Россию в светлое будущее под портретами Маркса и Энгельса. И уж совсем недостижимо мерзкими персонажами красного террора были собственно русские выродки, озверевшие и охреневшие под водительством своих иноверных кураторов. Такие, как упомянутый выше Саенка.
Понадобилось 20 долгих лет, чтобы революция сожрала своих повивальных бабок и картавых акушеров. Россия переварила, в муках и поту, корчась от боли и несварения идеологов и исполнителей, чьи руки были в крови по локоть, красных комиссаров, дико кричавших во сне - ибо вставали пред ними легионы убитых, а немилосердный мозг не желал забывать вырезанные на плечах погоны и бесконечные караваны барж с утопленниками. Мне плевать на всё, что я сам знаю отрицательного про Сталина (поверьте, там достаточно на 100 смертных приговоров), но его гениальность заключалась именно в том, что он смог совершить ползучий контрреволюционный переворот. "Вандею" - по образному выражению Троцкого. СССР обрел национальный, а не надмировой характер: бесформенный молох "мировой революции" вдруг преобразился чертами русского государства. И поехали по ночам воронки, застучали в двери изнеженных 20-летней передышкой сибаритов, бывших красных конников и чекистов, обросших хоромами барскими, любовницами, орденами и славой мирской. Пришла расплата Апфельбаумам, Склянским, Берзыньшам и прочей нечисти. Это была расплата духам зла, порождениям чудовищной преисподней, которые вроде как стали к тому времени походить на обычных чиновников, директоров, хозяйственников... ходили в наркомат к 8-00, писали мемуары гладенькие, гладили по головкам холёненьких внучков... И лишь орали матом в ночных кошмарах, захлебываясь наркотическими переживаниями воспоминаний. Сдается мне, многие из "крепких хозяйственников с орденом Красного Знамени" с облегчением (у кого-то плохо скрываемым) шли на расстрел, потому что мегатонны трупов за спиной все равно свели бы их в итоге с ума. Да, они привыкли быть элитой, вкусили положения, почестей, обросли семьями и должностями - но стоило такому лацису посмотреть себе под ноги... и видел он под лакированными мягкими сапожками номенклатурными - видел фундамент благополучия своего. Крики, руки отрубленные, тянущиеся бессильно, крючья каленые в хрипе жареного мяса, колонны шествующие на убой, дикое ржание конское в атаке Будённого, заложники, заложники, головы отрезанные, карканье... трупный шевелящийся фундамент своего благосостояния на костях. Праздник Ваала. Гекатомбион русский. Жертвоприношение.
Вопрос - кому приносились жертвы? Я тысячу раз твердил себе, что являюсь материалистом, законченным и тёртым академической наукой, Д.Дж.Фрейзером и "Анти-Дюрингом". Но проникая мыслью в те года, вчитываясь в пожелтевшие страницы, прислушиваясь к тонким вибрациям эпохи, меня все более тревожило ощущение оккультного смысла весьма и весьма многих событий, происходивших в моей стране в те горестные дни ("окаянные", как сказал И.Бунин).
22.10.2008 10:52
Чем более я знакомлюсь с личностью С.А.Саенко и его деяниями в годы Гражданской войны, тем сильнее меня охватывает ужас. Причём, этот иррациональный ужас порожден не столько сотворёнными им злодействами, сколько осознанием того, что КОГДА Я РОДИЛСЯ, ЭТОТ ВЕРВОЛЬФ БЫЛ ЕЩЁ ЖИВ. Он почти что мой современник. Маленький мальчик довольно гугукал, чмокая манную кашу, счастливо засыпал в кроватке и видел добрые цветные сны в 1973 году от Рождества Христова, а где-то на просторах СССР доживал свой век пенсионер союзного значения. Лысоватого старичка поздравляли с революционными праздниками, с 1-ым мая и Днём Победы... его часто приглашали в школу по соседству - рассказать о первых днях Власти Советов. И притихшие школьники, глядя чистыми глазами поверх пионерских галстуков жадно внимали свидетелю эпохи, когда он надтреснутым старческим голосом вещал о Ленине и своей героической биографии.
Я все равно паду на той,
На той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной.
Не было двойного зрения у тех ребят, не могли знать педагоги, истомленные общественной нагрузкой и директивой райкома, что добрый и приветливый дедушка, с которым фотографируются на память всем классом и дарят букеты гвоздик..., что он - не совсем человек. А вернее - совсем не человек. Нечто в оболочке из плоти и крови, монстр, с годами вжившийся в плоть и с трудом отучивший себя от крови. Крови, тысяч собственноручно зарезанных, замученных, изувеченных им, садистом высочайшей пробы и квалификации. Сверхценный кадр ЧК, маньяк он сумел переквалифицироваться "в управдомы" и обхитрить Систему Сталина, выжить в отличие от 99% своих коллег по заплечным делам. Могли ли себе представить дети и их учителя, соседи по дому, знакомые по уважаемой работе – КТО на самом деле был это старец? И если бы узнали – ЧТО бы они почувствовали? Что должен чувствовать нормальный человек при виде демона наяву, зловонного и покрытого трупный язвами разложения… Серийный убийца, рядом с которым Чикатило выглядит жалким извращенцем, увешанный орденами и медалями. В пыльной будённовке и с клеймом ката на груди.
Но в 1973 году Мельгунова с его «Красным террором» и прочих «белых» историков в СССР не издавали. Их труды, равно как и записки белых офицеров и прочих эмигрантов пылились под семью замками в Спецхране ЦГАОР (Центрального государственного архива Октябрьской Революции), потрёпанные и несвоевременные. А когда открылись архивы и хлынули потоки информации – читать их никому уже не было интереса. Все современники умерли, ушли в небытие белые и красные – держать ответ на Высшем Суде. Но мы всё же немножко почитаем… САМУЮ МАЛОСТЬ.
22.10.2008 10:58
Переходим к документам. Предупреждаю: людям с расшатанной психикой лучше не читать.
С.П. МЕЛЬГУНОВ Красный террор в России 1918-1923, - М.:1990.
(печатается по 2-ому изданию, Берлин, 1924 г.)
Глава VI. Произвол Чеки
«Диких звeрей просто убивают, но не мучают и не пытают их».
Я. П. Полонскiй
...
Приведем описанiе подвигов коменданта Харьковской Ч.К. Саенко, получившаго особенно громкую извeстность при занятiи и эвакуацiи Харькова большевиками в 1919 г. В руки этого садиста и маньяка были отданы сотни людей. Один из свидeтелей разсказывает, что, войдя в камеру (при арестe), он обратил вниманiе на перепуганный вид заключенных. На вопрос: «что случилось?» получился отвeт: «Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Бeлочкина, и обeщал зайти вечером, чтобы «подбрить» нeкоторых заключенных». Прошло нeсколько минут, распахнулась дверь и вошел молодой человeк, лeт 19, по фамилiи Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тeнь, а не человeк. На вопрос: «что с вами?» короткiй отвeт: «меня допрашивал Саенко». Правый глаз Сычева был оплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шеe кровоподтеки, на лeвой лопаткe зiяла рана с рваными краями; всeх кровоподтеков и ссадин на спинe было 37». Саенко допрашивал их уже пятый день. Бeлочкин с допроса был свезен в больницу, гдe и умер. Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тeло допрашиваемаго и затeм поворачивал его в ранe. Всe истязанiя Саенко производил в кабинетe слeдователя «особаго отдeла», на глазах Якимовича, его помощников и слeдователя Любарскаго».
Дальше тот же очевидец разсказывает о казни нeскольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 час. вечера в камеру в сопровожденiи австрiйскаго штабс-капитана Клочковскаго, «он приказал Пшеничному, Овчеренко и Бeлоусову выйти во двор, там раздeл их до нага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижнiя части тeла и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: «Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партiи». Затeм палач потащил во двор избитаго утром Сычева, чтобы тот посмотрeл на еще живого Пшеничнаго, здeсь выстрeлом из револьвера добил послeдняго, а Сычева, ударив нeсколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру».
Что испытывали заключенные в подвалах чрезвычайки, говорят надписи на подвальных стeнах. Вот нeкоторыя из них: «четыре дня избивали до потери сознанiя и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мученiй». «Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса... разстрeлен 26-го марта в 7 час. вечера на 23 году жизни». «Комната испытанiй». «Входящiй сюда, оставь надежды».
Живые свидeтели подтвердили ужасы этой «комнаты испытанiй». Допрос, по описанiю этих вышедших из чрезвычайки людей, производился ночью и неизмeнно сопровождался угрозами разстрeла и жестоких побоев, с цeлью заставить допрашиваемаго сознаться в измышленном агентами преступленiи. Признанiе своей вины вымогалось при неуспeшности угроз битьем шомполами до потери сознанiя. Слeдователи Мирошниченко, бывшiй парикмахер, и Iесель Манькин, 18-лeтнiй юноша, были особенно настойчивы. Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву «признать себя виновной в укрывательствe офицеров», второй, направив браунинг на допрашиваемаго, говорил: «от правильнаго отвeта зависит ваша жизнь». Ко всeм ужасам с начала апрeля «присоединились еще новыя душевныя пытки»: «казни начали приводить в исполненiе почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрeлы из надворнаго чулана-кухни, обращеннаго в мeсто казни и истязанiй.
Вскрытiе трупов, извлеченных из могил саенковских жертв в концентрацiонном лагерe в числe 107 обнаружило страшныя жестокости: побои, переломы ребер, перебитiя голени, снесенные черепа, отсeченныя кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленныя головы, держащiяся только на остатках кожи, прижиганiе раскаленным предметом, на спинe выжженныя полосы, и т. д. и т. д. «В первом извлеченном трупe был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритскiй. Ему при жизни были причинены жестокiе побои, сопровождавшiеся переломами ребер; кромe того в 13 мeстах на передней части тeла произвели прижиганiе раскаленным круглым предметом и на спинe выжгли цeлую полосу». Дальше: «У одного голова оказалась сплющена в плоскiй круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это сплющенiе одновременным и громадным давленiем плоских предметов с двух сторон». Там же: «Неизвeстной женщинe было причинено семь колотых и огнестрeльных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею».
Обнаружены трупы облитых горячей жидкостью – с ожогами живота и спины, зарубленных шашками, но не сразу: «казнимому умышленно наносились сначала удары несмертельные с исключительной цeлью мучительства». И гдe трупы не отыскивались бы в болeе или менeе потаенных мeстах, вездe они носили такой же внeшнiй облик. Будь то в Одессe, Николаевe, Царицынe. Пусть черепа трупов, извлеченных из каменоломен в Одессe, и могли быть разбиты от бросанiя в ямы; пусть многiе внeшнiе признаки истязанiй произошли от времени пребыванiя тeл в землe; пусть люди, изслeдовавшiе трупы, в том числe врачи, не умeли разобраться в посмертных измeненiях и потому «принимали мацерацiи за ожоги, a разбухшiе от гнiенiя половые органы за прижизненныя поврежденiя» – и тeм не менeе многочисленныя свидeтельства и многочисленныя фотографiи (нeсколько десятков), лежащiя перед нашими глазами, показывают наглядно, что естественным путем эти трупы не могли прiобрeсти тот внeшнiй облик, который обнаружился при их разслeдованiи. Пусть разсказы о физических пытках типа испанской инквизицiи будут всегда и вездe преувеличены – нашему сознанiю не будет легче от того, что русскiя пытки двадцатаго вeка менeе жестоки, менeе безчеловeчны.
Многое разсказанное свидeтелями в показанiях, данных Деникинской Комиссiи, подтверждается из источников как бы из другого лагеря, лагеря враждебнаго бeлой армiи. Возьмем хотя бы Харьков и подвиги Саенко. Лeвый соц.-рев., заключенный в то время в тюрьму, разсказывает: «По мeрe приближенiя Деникина, все больше увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки. Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был знаменитый в Харьковe комендант чрезвычайки Саенко. Он был, в сущности мелкой сошкой – комендантом Чека, но в эти дни паники жизнь заключенных в Ч.К. и в тюрьмe находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру прieзжал к тюрьмe его автомобиль, каждый день хватали нeсколько человeк и увозили. Обыкновенно всeх приговоренных Саенко разстрeливал собственноручно. Одного, лежавшаго в тифу приговореннаго, он застрeлил на тюремном дворe. Маленькаго роста, с блестящими бeлками и подергивающимся лицом маньяка бeгал Саенко по тюрьмe с маузером со взведенным курком в дрожащей рукe. Раньше он прieзжал за приговоренными. В послeднiе два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.
В послeднiй день нашего пребыванiя в Харьковской тюрьмe звуки залпов и одиночных выстрeлов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было разстрeлено 120 человeк на заднем дворикe нашей тюрьмы». Таков разсказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдeльные «счастливцы» – всего 20-30 человeк. И там же его товарищ описывает эту жуткую сортировку перед сдачей города «в теченiе трех кошмарных часов». «Мы ждали в конторe и наблюдали кошмарное зрeлище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающаго к конторe, выбeгал хлыщеватый молодой человeк, выкрикивал фамилiю и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображенiе рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди».
«И в ночной тиши, прорeзываемой звуками канонады под городом и отдeльными револьверными выстрeлами на дворe тюрьмы, в мерзком закоулкe, гдe падает один убитый за другим – в ночной тиши двухтысячное населенiе тюрьмы мечется в страшном ожиданiи.
Раскроются двери корридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то свeтит фонарем и корявым пальцем ищет в спискe фамилiю. И люди, лежащiе на койках, бьются в судорожном припадкe, охватившем мозг и сердце. «Не меня ли?» Затeм фамилiя названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнeе: «Не меня, не сейчас!»
В «Матерiалах» Деникинской комиссiи мы находим яркiя, полныя ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем. «В первом часу ночи на 9-го iюня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрeлов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по корридорам, к щелканiю замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников».
«Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальнiя камеры доносился крик коменданта: «выходи, собирай вещи». Без возраженiй, без понужденiя, машинально вставали и один за другим плелись измученные тeлом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти». На мeстe казни «у края вырытой могилы, люди в одном бeльe или совсeм нагiе были поставлены на колeни; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрeл, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тeло падало безшумно на еще теплыя тeла убiенных. Казни длились болeе трех часов»... Казнили болeе 50 человeк. Утром вeсть о разстрeлe облетeла город, и родные и близкiе собрались на Чайковскую; «внезапно открылись двери комендатуры и оттуда по мостику направились два плохо одeтых мужчины, за ними слeдом шли с револьверами Саенко и Остапенко. Едва переднiе перешли на другую сторону рва, как раздались два выстрeла и неизвeстные рухнули в вырытую у стeны тюрьмы яму». Толпу Саенко велeл разогнать прикладами, а сам при этом кричал: «не бойтесь, не бойтесь, Саенко доведет красный террор до конца, всeх разстрeляет». И тот же эвакуированный «счастливец» в своем описанiи переeзда из Харькова к Москвe опять подтверждает всe данныя, собранныя комиссiей о Саенко, который завeдывал перевозкой и по дорогe многих из них разстрeлял. (Этот свидeтель - небезызвeстный лeвый с.-р. Карелин.) «Легенды, ходившiя про него в Харьковe, не расходились с дeйствительностью. При нас в Харьковской тюрьмe он застрeлил больного на носилках». «При нашем товарищe, разсказывавшем потом этот случай, Саенко в камерe заколол кинжалом одного заключеннаго. Когда из порученной его попеченiю партiи заключенных бeжал один, Саенко при всeх застрeлил перваго попавшаго – в качествe искупительной жертвы». «Человeк с мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под дeйствiем кокаина и морфiя. В этом состоянiи он еще ярче проявлял черты садизма».